Кризис уже закончился, мир вступает на стадию восстановления
Главный экономист ЕАБР и ЕФСР Евгений Винокуров в интервью «Экспресс К» рассказал о перспективах восстановления экономик государств – членов ЕАЭС, факторах, которые будут этому способствовать. Евгений Винокуров привел данные из рискового и базового сценариев недавно опубликованного ЕАБР макропрогноза по шести странам Союза. Отдельное внимание в интервью уделено перспективам экономического развития Центральной Азии.
– Как мировая экономика будет восстанавливаться после столь долгого и уникального кризиса?
– Я бы не согласился с такими его оценками. Мы прошли уже через несколько кризисов, они в мировой экономике случаются примерно раз в 10 лет. Триггером для них могут быть совершенно разные события – потрясения в финансовом секторе, схлопывание пузыря доткомов, а на этот раз им стал медицинский фактор – пандемия. Да, сегодня в некоторых странах уже началась третья волна заболеваемости, но я, как экономист, смотрю за горизонт ближайших месяцев. И вижу, что мир вступает на стадию восстановления. Это не всегда заметно, когда идешь по улицам наших городов, но цифры это показывают убедительно.
– Неожиданное заявление! На чем оно основано?
– Начнем с того, что обрабатывающая промышленность уже в декабре прошлого года вышла на докризисный уровень. Да, существенный провал до сих пор сохраняется в услугах и части рынка труда, особенно в тех их сегментах, что связаны с мобильностью населения – авиаперевозки, трансграничная трудовая миграция, туризм. От темпов их восстановления и будет зависеть общая динамика выздоровления экономики, но то, что она уже положительная, это факт. Об этом говорят и опережающие индикаторы – энергопотребление, объемы грузоперевозок. Они растут, значит, маховик роста уже запущен.
– А что ждет в этих процессах страны евразийского интеграционного проекта?
– ЕАБР недавно опубликовал макропрогноз по шести странам ЕАЭС, и в нем мы рассчитали три сценария – кроме базового, еще рисковый и оптимистический. Рисковый предполагает длительное течение пандемии, медленный выход из нее, среднегодовой уровень цен на нефть в 45 долларов за баррель. Это жесткий сценарий, но даже в нем Казахстан и Россия растут. Казахстан чуть больше, чем на 2%, Россия чуть меньше чем на те же 2%. А в базовом сценарии казахстанский ВВП вырастает на 4%, российский на 3,3%. Есть еще оптимистический, в котором восстановление идет опережающими темпами. Не думаю, что он реализуется, там предусматривается быстрая вакцинация, полная нормализация обстановки, нефть по 70 долларов за баррель. В нем рост казахстанской экономики оценивается в 4,5%.
В базовом сценарии мы исходим из того, что к лету начинается восстановление наиболее пострадавших секторов экономики, средняя годовая цена нефти будет порядка 58 долларов. Он наиболее вероятен, в том числе в силу значительной инфляции активов.
– Как высокая инфляция может играть положительную роль?
– Смотрите: за год кризиса в мире цены на биржевые товары и продовольствие поднялись на 24%. Такого не было с 2013 года! А промышленные металлы вышли на уровень, которого не было с 2011 года. Подорожал газ, догнала его нефть, выйдя на уровень января прошлого года. Это все следствие не только быстрого восстановления Китая, но и прежде всего экстремально мягкой денежно-кредитной политики центробанков всех крупных стран…
– Того, что на публицистическом языке знаменитых финансистов называется «вертолетные деньги»?
– Да. И для нас, стран евразийского пространства, такая политика крупнейших мировых монетарных властей – явление очень выгодное. Потому что наш регион – это экспортер сырьевых и полусырьевых товаров: нефти, газа, промышленных и драгоценных металлов, удобрений, различного продовольствия. Цены на них, как я уже говорил, сильно растут. Если ситуация со сверхнизкими ставками затянется до конца следующего года, то инфляция активов окажет нам большую поддержку.
– Но она, с другой стороны, и бьет по нам, ведь наши страны очень многое импортируют, а импорт дорожает.
– Да, но у нас торговый профицит, продаем мы больше, чем покупаем. Плюс по многим товарам идет импортозамещение. По продовольствию и ряду потребительских товаров наша импортозависимость снижается. Конечно, у той волны обеспокоенности ростом инфляции, что поднимается в мире, есть основания: если деньги печатаются бесконтрольно и в большом объеме, то они неизбежно обесцениваются. Что из этого вырастет, до конца непонятно, но по всем моделям получается, что во втором полугодии 2021-го инфляция будет затухать. В первые два квартала этого года она во многом росла из-за разрыва цепочек в мировой торговле типа истории с дефицитом контейнеров в грузообороте Китая с его партнерами. Тысячи производственных цепочек по миру испытали стресс. Плюс быстрый рост цен на продовольствие, что наиболее заметно в потребительской инфляции.
– Это сильно напрягает и общество, и власти!
– Но и это будет затухать. На горизонте ближайших лет инфляция, может быть, не представляет собой большой опасности, тем более что у национальных банков есть инструментарий удержания контроля над динамикой цен. На мой взгляд, надо помнить о другом «звере» – не инфляции, а стагфляции. Это сочетание низкого роста экономики и высокой инфляции. Мир позабыл ее, последний раз в глобальном масштабе это явление проявлялось в 1970-х годах, и это было тяжело. В США тогда появилось понятие «индекс боли» – простая сумма показателей инфляции и безработицы, и он тогда зашкаливал за 20%. Не в ближайшие годы, а во второй половине 2020-х годов вероятность стагфляции не нулевая. Почему? Потому что рано или поздно придет час расплаты за «вертолетные деньги» и сверхнизкие ставки. Он может прийти в форме долгового кризиса или стагфляции. Судя по всему, мягкая денежно-кредитная политика затянется, так как ничего другого для стимулирования экономического роста в мире не придумали, а темпы восстановительного роста могут замедлиться. Вот сейчас они быстро пройдут, в 2021–2022 годы, а дальше могут существенно упасть. Я не могу говорить «так будет!», но вероятность не нулевая, ее надо принимать во внимание, формируя ответственную, зрелую государственную денежно-кредитную и долговую политику.
Но у наших стран на ближайшие годы хорошие перспективы, и это не официозный оптимизм. Во-первых, мы имеем фактор восстановительного роста, который после кризиса всегда ощутим. Во-вторых, очень комфортные для наших стран цены на экспортные товары. По Казахстану у нас прогноз роста ВВП на ближайшие пять лет – порядка 4,3–4,4%, в отдельные моменты даже до 5%. По России в среднем 2,5%. Третий фактор, который стоит за нашими оценками, это масштабные государственные инвестиции. В России ожидается, что будет возобновлена инвестиционная активность в рамках нацпроектов в транспортную инфраструктуру, в здравоохранение, поддержку экспорта. В Казахстане реализуются существенные по объемам государственные программы. Это может стать хорошим драйвером роста.
– Может быть, этот процесс что-то внесет и в давнишнюю мечту об изменении структуры наших экономик, то есть в достижение той самой диверсификации, отход от «нефтяной иглы»?
– Тенденция такая есть, но она имеет свои пределы. Есть глобальные тренды, которые начались еще до кризиса, а потом он их резко усилил. Это цифровизация всего и вся, включая инфраструктуру, медицину, образование, ретейл, рынок труда. И здесь, действительно, есть определенный потенциал для изменения структуры экономики. Похоже, что в ближайшее время в ВВП, причем всех стран, будут расти доли образования и здравоохранения. Здравоохранения, потому что из-за пандемии люди очень испугались, а образования, потому что пришло широкое понимание необходимости постоянного получения, обновления и расширения знаний. И для каждой конкретной страны очень многое в будущем будет зависеть от того, как она вложится в это. Ожидать резкого изменения наших экономик я бы не стал – не бывает так, что вчера жил за счет экспорта нефти, а сегодня продаешь синхрофазотроны. Но наращивать глубину переделов, поднимаясь по цепочке добавленной стоимости, будут все, и уже идет во многих сферах.
Очень перспективны для нас всех в этом контексте сельское хозяйство и агропромышленный сектор. Когда Советский Союз импортировал зерно, это было свидетельством краха той системы – евразийское пространство, учитывая его земельные и водные ресурсы, должно кормить себя и еще миллиард человек. И агросектор для наших стран вполне может стать «новой нефтью», или, скорее, тем сектором, который частично заменит постепенно сокращающиеся в долгосрочной перспективе поступления от нефти и газа. Очень благотворно на его динамику будет влиять то, что в нем мало государства, он развивается на частных деньгах и инициативе.
Но стоит помнить, что все эти направления имеют свой предел развития, чуда ожидать не надо.
– Что вы скажете о возможности и необходимости появления единой валюты на евразийском пространстве?
– Центр интеграционных исследований ЕАБР еще несколько лет назад, исследуя эту тему, пришел к выводу, который и сейчас остается неизменным. Если единая валюта сейчас вдруг окажется введена, то это окажет негативный эффект на экономику. Чтобы такой шаг был оправдан экономически, нужно сначала выполнить порядка 10 условий. Это синхронизация денежно-кредитной политики, относительная синхронизация уровней инфляции, достаточно глубокая степень взаимопроникновения финансовых рынков… И если по этим целям работа вдруг завтра начнет кипеть, то и тогда вводить единую валюту можно будет только лет через десять. Хотя, может, тогда к этому уже и не надо будет обращаться. Единая валюта должна вводиться только тогда, когда понятна и доказана экономическая целесообразность такого шага.
Иногда в этом контексте начинают говорить о цифровых валютах. Сейчас Центробанк России очень активно работает над цифровым рублем, считается, что в 2025 году он уже войдет в широкий оборот. Но я не вижу, как это может повлиять на тему единой валюты: рубль все равно останется национальной валютой, только в цифровом виде.
– Казахстан, работая в ЕАЭС, пытается наращивать и свое сотрудничество с не входящими в Союз странами Центральной Азии. Как вы оцениваете экономические перспективы региона после пандемии?
– Учитывая рост населения, насыщенность разнообразными ресурсами, Центральная Азия становится все более важным экономическим игроком. Уже сегодня это 300 млрд долларов ВВП, 74 млн человек и среднегодовые темпы роста экономики в два раза выше, чем у России. Хотелось бы, чтобы ее экономическая устойчивость росла дальше, у нее есть реальный шанс развивать функцию «экономического брокера» на евразийском континенте. Например, в плане транспорта: сейчас очень активно развиваются грузоперевозки по оси восток – запад, и если они будут дополнены перевозками по оси север – юг, в которых будут участвовать Россия, Индия, Ближний Восток, то центральноазиатское пространство реально превратится в континентальный транспортный перекресток. А 60% регионального ВВП – это экономика Казахстана, и в транзитных перевозках роль Казахстана совершенно очевидна.